Время перемен
1985 год. После смерти третьего, за последние три года, генерального секретаря Партии, к власти приходит относительно молодой, немногим за 50, и амбициозный Михаил Горбачев. Уже то, что передвигался он без посторонней помощи и о, чудо! свои речи произносил, не пользуясь неотъемлемым атрибутов своих предшественников, бумажкой, в считанные месяцы сделало его необыкновенно популярной личностью. По одному взгляду Михала Сергеича чувствовалось, что этот человек пришел не только для того, чтобы тихо и мирно провести остаток жизни на высшем государственном посту. Казалось, что-то должно измениться в наших жизнях. Существование советского человека в период расцвета эпохи застоя напоминало барахтанье в болоте глубиной по пояс: утонуть нельзя, но и выбраться невозможно. С приходом Горбачева, лексикон пополняется новыми чудными словами: перестройка, демократизация, гласность. Причем, первое стало настолько популярным во всем мире, что в западной прессе оно давалось даже без перевода. Команда нового "генсека" взялась за дело столь рьяно, что уже через пару месяцев после прихода к власти, организовала широкомасштабную кампанию "по борьбе с пьянством и алкоголизмом". Здесь, все было как обычно: задумка хорошая, а исполнение... Народ выводился из состояния алкогольной зависимости огнем и мечом. Очереди за водкой напоминали картины из Бородинского сражения: "смешались в кучу кони, люди..." Спиртного стало мало, но количество желающих его употребить, почему-то, не уменьшалось. Для того чтобы, заодно ограничить доступ населения и к "напитку богов", начали повсеместно вырубать виноградники. Естественно, ответной реакцией обалдевшего народа стал расцвет индустрии самогоноварения. Одним из методов борьбы с несознательными гражданами, занимавшимися этим исконно русским бизнесом с тысячелетней историей, было ограничение свободной продажи сахара. Теперь он реализовывался исключительно по талонам. В общем, жить стало не лучше, но, однозначно, веселее.
Solo Italiano
И в этот, судьбоносный для страны период, я начинаю потихоньку увлекаться итальянской популярной музыкой. Эх, итальянская эстрада! Какая мелодичная музыка, какой мелодичный язык и как много приятных ностальгических воспоминаний! Не было необходимости знать итальянский, чтобы понять, о чем поют эти ребята. Смысл слова "аморе" был ясен и без словаря. Оно встречалось во всех песнях, и не возникало никаких сомнений - они поют о красивых и возвышенных чувствах! А нести ахинею на эту тему, как мне тогда представлялось, было уделом исключительно отечественных эстрадных звезд. Символом итальянской эстрады в СССР считался непревзойденный Адриано Челентано - плейбой, комедийный киноактер и певец. Отдавая должное его незаурядным актерским способностям (фильмы: "Укрощение строптивого", "Бинго-Бонго" и т.д.), вынужден признаться, что, как певец, он никогда меня особенно не впечатлял. Трудно объяснить причину такого неадекватного восприятия, возможно, он вкладывал в песни слишком много, присущего ему, артистизма, что делало их немного фальшивыми и "неживыми". Опять же, все познавалось в сравнении...
Летом 1985 года, у нас дома появилась пластинка, неизвестного мне итальянского трио "Ricchi & Povery". Это переводилось на русский, как "Богатые и бедные". Название коллектива, без проблем, вписывалось в идеологические рамки, и его можно было трактовать, как "отражение горькой действительности загнивающего капиталистического общества" или "Италия - страна контрастов". Первой песней на этом альбоме была знаменитая "Мать Мария" с заводным припевом: "Ма-ма-ма... ма-ма Мария ма...". К тому времени, я, уже не один десяток раз, переслушал все диски из нашей, не столь уж богатой, домашней фонотеки. Даже "Teach-In" порядком поднадоели, не говоря о "Скальдах", "Цурците", болгарке Маргарите Храновой и югославском ВИА Саши Субботы. В этом плане, "Ricchi & Povery" явились для меня глотком свежего воздуха. Их музыка и манера исполнения, достаточно сильно, отличались от всего того, что мне доводилось слушать ранее. Так что, "Мать Мария" стала хитом №1 в моем скромном домашнем чарте. Хотя, в целом, тот альбом был скучноват. Подавляющее большинство песен представляли собой медленные и нудные композиции, а моей юной душе явно не доставало хорошей порции драйва. Но прошло всего несколько дней, и все перевернулось с ног на голову. Виной всему стал еще один, доселе неизвестный мне, итальянец Тото Кутуньо (Toto Cutugno), пластинку которого, нам с отцом посчастливилось приобрести в центральном универмаге. Естественно, не без выстаивания в огромной очереди. Помню, шансы попасть в число счастливчиков таяли с каждой минутой. Людей, стоящих впереди, было чересчур много, количество пластинок ограничено. Но вдруг, рядом, чудесным образом, открывают вторую точку продажи, и понадобилось еще лишь 10 минут, чтобы заполучить столь ценный виниловый экземпляр. Обложка, однако, не впечатляла. Я то ожидал, что она будет представлять из себя нечто, являющееся вершиной дизайнерского искусства, а увидел лишь неприметную фотографию исполнителя на лицевой стороне альбома и названия песен на обратной. Когда вернулись домой, сразу же поставили диск. Я остался абсолютно равнодушен к услышанному. А, вот, родители просто не находили слов, чтобы выразить свое восхищение. Я, то и дело, слышал, доносившиеся из центральной комнаты (так сказать, нашего мюзик-холла), их восторженные восклицания: "Вот это вещь!", "Какая замечательная песня!" и т.д. Признаться, я был весьма озадачен. "Что же, черт возьми, они нашли в музыке этого итальяшки?!" - вопрошал я. Чтобы получить окончательный ответ на свой недоуменный вопрос, мне пришлось взять инициативу в свои руки и послушать альбом в полном одиночестве, дабы оценить его ушами независимого слушателя. Я сделал это один раз, затем второй, третий и... Меня прорвало! Да! Вот эта замечательная музыка, это мастерское исполнение, этот мощный с хрипотцой голос - все казалось просто фантастическим! Я готов был слушать его каждый час, не переставая наслаждаться великолепным вокалом и удивительной мелодичностью. "Эврика!" - кричал я в экстазе, словно Архимед, выскочивший из ванны, разрешив, наконец, задачу про массу тела, погруженного в воду. Я тоже что-то нашел в своей жизни. На тот момент - это были песни Тото Кутуньо, без которых, все мои предыдущие эмоциональные переживания казались серыми и лишенными всякого смысла. Я бегал по квартире и пел: "Ла шатеми кантаре... соло итальяно", "О, донна, донна миа". Было ощущение, что итальянский язык больше не представляет для меня никаких сложностей. Я знал наизусть значения всех слов из названий песен, благо, фирма "Мелодия" все-таки удосужилась запечатлеть их на языке оригинала. Похоже, набирал ход процесс переоценки ценностей. Все, что я слушал раньше, меркло по сравнению с ЕГО музыкой. Так, Тото Кутуньо стал моим исполнителем номер один, продержавшись на вершине почти два года.
Вот так и началось мое серьезное увлечение итальянской эстрадой. Однако не все было так гладко и замечательно. У меня отсутствовали личные сбережения, что делало невозможным самостоятельную покупку дисков, а клянчить деньги у родителей, я считал недостойным занятием. Тем более, как я уже неоднократно упоминал, приобрести записи подобного плана в нашем городе было практически невозможно. А даже, если их и "выбрасывали" в продажу (термин из застойного прошлого, обозначающий появление на прилавках магазинов дефицитного товара), то его моментально сметали "охотники за дефицитом" - граждане, рыскавшие по городу в рабочее и нерабочее время, с целью купить какой-нибудь дефицит, причем без разницы, что именно - от чешского чайного сервиза до плюшевых гномиков. Чем больше выстраивалась очередь, тем ценнее являлась добыча. Действовали по принципу: "авось в хозяйстве пригодится". Так что, для того, чтобы хотя бы получить возможность принять участие в "битве" за какие-нибудь "сокровища", необходимо было оказаться в нужное время в нужном месте. Существовал, правда, "обходной" вариант, а именно: свои люди, работавшие в области торговли. Тогда можно было зайти в магазин или на склад с "черного" входа, как в знаменитой миниатюре Жванецкого, протянуть большой пустой мешок и, как там, у Хазанова, сказать волшебные слова: "Я от Иван Иваныча". После чего, без проблем, получить все, что душе угодно. У нас же в знакомых "иван иванычи" не водились, посему оставалось лишь уповать на чудеса.
Телевидение тоже не баловало концертами итальянских звезд. Нет, раз в год, первый канал честно показывал фестиваль в Сан-Ремо (очень популярный конкурс итальянской песни), но происходило сие действо, обычно в пятницу, часов в 11 вечера. В те годы, во всех школах была шестидневная учебная неделя, поэтому, лично для меня, просмотр исключался. Видеомагнитофонами, как правило, обладали лишь члены семей высокопоставленных партийных шишек. Однако обычные магнитофоны уже не являлись предметом роскоши. У нас, к тому времени, тоже появилась простенькая монофоническая "Весна". Так что, некоторых исполнителей можно было записать с телевизора, естественно, только звуковое сопровождение. При этом, запись изобиловала репликами переводчиков с нашей стороны, которые нагло врывались в песню со своими дурацкими комментариями, типа, "в этой песне, Джанлука поет о том, как любовь, словно острая шпага, протыкает насквозь его хрупкое и страстное сердце". Рекламы, к счастью, тогда на ТВ не было. По крайней мере, восторгаться преимуществами зубодробительной пасты "Буратино", в томительном ожидании выхода на сцену любимого исполнителя, не приходилось. В первом же конкурсе в Сан-Ремо, который мне удалось прослушать в виде магнитофонной записи, мой кумир занял лишь четвертое место, что привело меня в жуткую ярость. Конечно, направлена она была не в адрес Кутуньо, ведь его песня со "скользким" названием "Голубая мечта", на мой взгляд, была явно лучшей среди всех остальных, а в адрес необъективного и продажного жюри. Как же, эти люди, ни черта не понимавшие в настоящей музыке, отдали первое место какому-то молодому выскочке с совершенно дурацким именем, Эрос Рамазотти.
Как бы там ни было, песни Тото Кутуньо прочно удерживали первые позиции в моем хит-параде. Чуть позже, я выяснил, что он пишет и для других известных исполнителей. Среди них фигурировали такие известные личности, как Джо Дассен, Челентано, Далида. Наконец, на одной старой пластинке Людмилы Гурченко, мне удалось обнаружить песню, автором которой опять же был Кутуньо. Нет, конечно, он лично не писал для Гурченко, просто тогдашняя примадонна советского кино и эстрады, выражаясь современным языком, сделала "римейк".
Постепенно увеличивалась моя "итальянская" фонотека. Добавились диски Пупо, Аль Бано и Ромины Пауэр. С телевизора записывалось все, что пелось на итальянском языке, в том числе, новые песни Тото, концерт Пупо и Фиордализо в Москве, Риккардо Фольи, Умберто Тоцци, не брезговал и Челентано. Я считал себя достаточно продвинутым в музыкальном отношении парнем. Советскую эстраду уже на дух не переносил. Все песни, звучавшие на русском, казались мне лишенными всякого смысла. В плане исполнительского мастерства, на мой взгляд, наши и рядом с итальянцами не стояли. В чем-то, мое отношение может показаться предвзятым, но, справедливости ради, скажу, что советская популярная музыка начала откровенно скатываться к тому примитиву, что сейчас именуется не иначе как "русская попса". Новые талантливые исполнители не появлялись на ТВ, а от старых, в лице ранее упомянутых, Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева, Иосифа Кобзона, уже начинало подташнивать. Пугачева уже делала первые шаги в сторону нынешней "мадам Брошкиной", исполнив два "супер-хита": про белую панаму и о любителе чрезмерной игры на русском народном инструменте типа балалайка : "брынь-дрынь-дрынь-брынь... о своей любви пробалалаю", которые можно смело назвать прообразами современных "муси-пуси" и "джагга-джагга". Короче говоря, итальянцы являлись властителями моих музыкальных пристрастий и я, с вечно присущим мне юношеским максимализмом, считал, что лучше музыки на свете нет и быть не может.
"Запад нам поможет"
Шло время. Постепенно приоткрывался "железный занавес". "Холодная война" стала медленно уходить в небытие. Запад уже не казался неким зловещим анклавом, населенным сплошными "поджигателями войны". Президент США, Рональд Рейган, описываемый в советской прессе, не иначе как "кровожадный монстр из преисподни", улыбался телекамерам и жал руку Михаилу Сергеичу Горбачеву. Разрешалось потихоньку говорить о недостатках социализма и чуть-чуть хвалить капиталистический строй. Гарлем, который считался местом сосредоточения прогрессивной негритянской общественности Нью-Йорка, оказался едва ли не самым криминальным районом города. Да и у американцев начал рассеиваться образ страны Советов, как огромной территории, покрытой вечной мерзлотой, где по улицам свободно разгуливают белые медведи, а все люди ходят в шапках-ушанках, выпивают в день ведро водки и круглые сутки стоят в очередях. Однако для американских музыкантов, дорога к советскому слушателю все еще была закрыта. По крайней мере, официально. Зато, более близким в географическом отношении, европейцам, был дан зеленый свет. Это, конечно, не означало, что моментально на советскую сцену хлынули сотни, жаждущих покорить не избалованного хорошей музыкой советского слушателя, групп и исполнителей. КПСС еще принадлежала основная и направляющая роль в деле воспитания отечественной молодежи. Тем не менее, дверь в западную музыкальную культуру открывалась все шире и шире. Процесс становился необратимым. Здесь уже, пожалуй, можно расстаться с мрачным коммунистическим прошлым. Напоследок, хочу привести несколько примеров, за что, в 70 - 80-е годы, в СССР могли запретить тех или иных иностранных исполнителей.
Известную далеко за пределами своей родины, английскую панк-группу Sex Pistols, считали пропагандистами культа насилия и жестокости. Да и вообще, группа с таким названием уж никак не могла звучать в нашем теле и радио эфире, поскольку считалось, что в Советском Союзе секса не было и нет.
Хард-рок команду KISS советские власти обвинили в фашизме и антикоммунизме. Ходили ужасные слухи о том, что название группы расшифровывается как "Kinder SS" ("Дитя СС"). Да уж, наверняка этими страшными дядьками в масках пугали перед сном непослушных детей.
Black Sabbath, Iron Maiden и Scorpions окрестили мракобесами и запретили за пропаганду садизма и мистицизма. Ну, насчет "черных субботинцев" еще понять можно. От рассказов о том, что вокалист Sabbath, Оззи Озборн (Ozzy Osbourne) глотает на концертах живых летучих мышей, даже у самых стойких и идейных борцов с мракобесием, кровь застывала в жилах. Но как в эту категории умудрились засунуть добрейших Скорпионов, которые пели исключительно о любви и мире во всем мире, остается загадкой.
Pink Floyd и Van Halen считались ярыми антисоветчиками. В чем заключалась антисоветская пропаганда в творчестве этих команд, история умалчивает. Хотя, в одной из песен Pink Floyd есть такие слова: "Брежнев взял Афганистан". Видимо, такая наглая и неприкрытая "ложь", порочащая честное имя, светлейшего из светлейших, дорогого Леонида Ильича, и явилась поводом для того, чтобы сделать музыку группы недоступной для советского слушателя.
Но, наиболее вульгарно оскверняли светлые чувства советских трудящихся, отвлекая их своими прелестями от такого честного и благородного занятия как строительство коммунизма, две американские поп-дивы: Донна Саммер (Donna Summer) и Тина Тернер (Tina Turner). Они были признаны развратными певицами.
© Бояркин Евгений, 2004